[AVA]http://s3.uploads.ru/DTQWG.jpg[/AVA]Гость появился на неделю позже обычного, когда его уже почти перестали ждать. Ледяной посох в руках Ладона всё не таял, и придворные Мэб уже начали недоуменно переглядываться. Отсутствие Рыцаря Лета никто не мог объяснить. У юной феи Весны, отвечавшей за погоду на острове до прихода ужиного короля, не хватало сил справиться с задержавшейся стужей, сковавшей владения Королевы. Обратиться же с упреками к самому зимнему духу было, по меньшей мере, самоубийством. Зная сварливый характер фэйри Зимы, его обходили за версту.
И вот однажды на рассвете из морской пены на обледеневший берег вышел человек. Одетый совсем не по погоде – ворот зеленой шелковой рубахи был легкомысленно распахнут – гость был бос, с растрепанными, чуть влажными волосами. Он прошел по снегу пару шагов и хмыкнул.
- Ну, чучело, - почти весело сказал он, обращаясь непонятно к кому. – Поиграл и хватит. Пора менять климат.
Снег под его босыми пятками стал стремительно расползаться лужицами, открывая мерзлую землю. Еще несколько мгновений, и из-под земли, прямо из-под тающих сугробов, с неестественной скоростью полезла пучками зеленая трава. Жильвинас, а то был именно он, довольно улыбнулся.
- Вот так-то лучше, - и замурлыкал себе под нос какую-то песенку, переделывая старинную балладу о страдающем рыцаре на новый, легкомысленный лад. Фэйри перехватил поудобнее объемный, тщательно обвязанный сверток и стал быстро подниматься вверх по ступенькам. Лед крошился под его ногами и тут же таял. Вниз, к морю, с холма побежали ручейки – наконец наступила долгожданная весна. Жильвинас символически передал полномочия своей юной сестре-Весне: она будет в силе ровно до Праздника Костров, и вот уж потом наступит долгое, долгое лето.
Ужиный король почти услышал разочарованный вопль откуда-то с дворцовых башен и живо представил себе перекошенное лицо Ладона, обнаружившего, что его время все-таки вышло. «Не хотел бы я ним сейчас встретиться», - подумал Рыцарь Лета, и конечно почти сразу же столкнулся со своим вечным оппонентом.
- Ну здравствуй, Ладон. Надеюсь, ты соскучился так же, как я? - Жильвинас театрально раскланялся, делая вид, что подбирает воображаемые юбки и приседает в реверансе.
- Тыыы.. – выдохнул взбешенный дух. – Снова ты!
- Я, - покаялся ужиный король. Его поймали с поличным, и отступать было некуда. – А ты всё так же бодр и весел, я смотрю?
Рыцарь Зимы презрительно отвернулся, считая, что разговаривать со своим врагом ему больше не о чем. И Жильвинас был с ним полностью солидарен. Ему нужно было спешить. Этот ритуал повторялся год от года. Рыцарь Лета возвращался со своих земель во владения королевы Мэб, чтобы служить ей до тех пор, пока не облетит листва и новый фэйри не примет из ее рук символ времени года.
В этот раз всё было немного по-другому: Жильвинас задержался, выполняя поручение Ее Величества, и теперь воздух вокруг него еле слышно звенел от чар, которые ему пришлось применить, чтобы не опоздать еще больше. Ужиный король отдал принесенный сверток в руки своим слугам, а сам направился в тронный зал. Королева могла быть там. Впрочем, с тем же успехом она могла быть и не там – если так, никаких проблем, он зайдет попозже. Рыцарю Мэб было уже очень много лет, но для старшего фэйри он бывал слишком легкомыслен. Он не умел расстраиваться надолго, и все обиды держались в его памяти не более нескольких минут.
Тяжелые двери тронного зала распахнулись перед ним, словно их толкнули чьи-то невидимые расторопные руки.
- Моя королева? – Жильвинас остановился на самом пороге. Он выглядел точно так же, как в тот миг, как ступил на Остров: взъерошенные волосы, на широких рукавах зеленой рубашки стремительно тают снежинки. Зима отступила, и лето шагнуло на порог вместе с ним.

Отредактировано Egle (2012-12-12 23:57:20)

[AVA]http://s3.uploads.ru/DTQWG.jpg[/AVA]При виде Мэб Жильвинас улыбнулся, и в его улыбке отразилось все тепло и вся беспечность Лета. "Заждались? А разве я опоздал?" Рыцарь Мэб существовал как бы вне времени: он не оглядывался на других и даже на смену времен года обращал внимание лишь потому, что представлял одно из них на Острове. Пока владения королевы фей были скованы льдом, он дремал в глубинах своего озера, отдыхая от летней работы. Задумчивый, сонный берег родины был слишком печален и тих для ужиного короля, и Залтис уходил под воду, на темное дно, где скука не могла до него добраться. Когда лето уходило из земель Жильвинаса, он собирал его в горсти, как драгоценный золотой песок, и нес дальше, на Остров, дрейфующий в бескрайних водных просторах.
Уходило тепло из Страны Янтаря - и бессмертный король снимал свою корону, вешал ее на еловую лапу так же просто, как какой-нибудь кожаный ремешок, и становился просто рыцарем на службе владычицы фэйри. Так было бы и в этот раз, если бы Жильвинас не решил преподнести Ее Величеству какой-нибудь необычный подарок. У Мэб было все, чего она только могла пожелать, поэтому к выбору следовало подойти серьёзно. Но...когда Жильвинас хоть к чему-то подходил серьёзно? Перебрав в уме дюжину дюжин вариантов, он разозлился, отправился к самому старому дубу, росшему на его земле, и велел спилить оттуда ветку попричудливее.
"Подарю ветку", - решил он, рассудив, что веток-то королеве фей еще никто не додумался дарить. Он собственноручно обвязал ветку бантом и отправился прогуляться по берегу озера перед отъездом. Тем временем пришли мастера, которым Рыцарь Лета заказывал изготовить арфу, и, думая, что ветка была оставлена им как материал для инструмента, унесли ее к себе. Довольно скоро Залтис обнаружил пропажу ценного дара и заставил всех своих подданных-ужей разыскивать ее. К тому моменту, как ветка нашлась, она уже перестала быть веткой.
- Хм, - только сказал Жильвинас, рассматривая готовую арфу. Несомненно, великолепный инструмент смотрелся гораздо выигрышнее давешней суковатой палки. Успокоившись, фэйри привязал к арфе еще один бантик и отправился на Остров. Путь его, кажется, был недолог - он никогда не обращал внимание на то, как быстро владения Мэб окажутся в пределах досягаемости. Вот и теперь, добравшись до Острова, Рыцарь Лета ступил на берег и... Что было дальше, уже хорошо известно.
- Ты одет не для приемов, - заметила королева, и Залтис стряхнул с рукава последнюю нерастаявшую снежинку. - Не иначе как что-то срочное привело тебя ко мне прежде, чем ты успел отдохнуть с дороги.
- Боюсь, это беседа с повелителем сосулек оказалась слишком увлекательной, - усмехнулся Жильвинас. - После встречи с ним я подчас затрудняюсь вспомнить свое собственное имя, не то что местонахождение гардероба. Прошу прощения за мой неподобающий вид. Сейчас...
Он нетерпеливо щелкнул пальцами, и скромная одежда сменилась дорогим нарядом, обильно расшитым золотой нитью. В черных волосах блеснула узкая полоска обруча - уже не символ королевской власти, а просто украшение.
Рыцарь Лета опустился на одно колено. Веселье на миг исчезло из его взгляда. Ужиный король вдруг подумал, что похож сейчас на страдающего от жажды путника, который понял, что увиденная посреди пустыни вода - это только мираж. Вот она, Владычица, вдали от которой он тосковал все эти дни (годы?), стоит совсем рядом, но не коснуться, не поднять глаз на нее. Рыцарь не король, и его удел - любоваться молча, на расстоянии.
- Я принес тебе дар, моя королева, - сказал Жильвинас, чтобы сгладить неловкую паузу. И именно в эту самую секунду его осенило: он уже не помнит, в чьи руки всунул бесценный сверток. - И...и я забыл, кому его отдал.
В этом был весь Рыцарь Лета. Так мало времени прошло, а он уже раздумал страдать во славу Прекрасной Дамы. Больше всего теперь его заботило другое. "Где эта несчастная арфа?  И не лучше ли было подарить ее сразу?".

Отредактировано Egle (2012-12-19 09:21:29)

[AVA]http://s3.uploads.ru/DTQWG.jpg[/AVA]Просьба Мэб и правда была бессмысленна: оставить Ладона в покое было выше сил Жильвинаса. Даже если бы захотел, он бы не смог прекратить вражду Зимы и Лета, длившуюся с начала времён  - впрочем, он не очень-то и старался. Существующее положение вещей его полностью устраивало: пусть лучше оба добиваются благосклонности Мэб, наступая друг другу на пятки; упражняются в остроумии и острословии и меняют погоду на Острове в зависимости от настроения. Иногда ужиный король обещал себе хотя бы попытаться оставить насмешки в сторону зимнего духа - пусть и знал, как это непросто. Зачем обижать Ладона, когда он и так неописуемо уныл? Но тот как будто сам напрашивался на очередную остроту в свой адрес: грозно сверкал очами, произносил речи, полные всякой торжественной ерунды, и вел себя так, будто все кругом должны ему по сундуку золота. Только по отношению к Мэб Ладон был искренен и почтителен – и только потому Жильвинас не применял к нему иного оружия, кроме насмешки.
- О даа, - протянул фэйри, - Ладон был невероятно рад. Он, кажется, даже немного растаял от счастья
«Да что там, он почти заколосился!»
Залтис осторожно перехватил руку королевы, дотронувшуюся до его головы, и почтительно коснулся губами тонких пальцев Мэб. Ему всегда хотелось сделать для своей королевы что-нибудь хорошее, пусть даже в ущерб собственному веселью. «Значит, не обижать чучело? Ну, я попробую, хотя это так скучно!...»
- Я готов сделать всё, что ты попросишь. Постараюсь хотя бы на пиру не говорить ему ничего, что могло бы его расстроить, - змеиный король не был бы змеиным королем, если бы не оставил себе лазейку: говорить он и правда ничего не будет, но сделать что-нибудь эдакое обещание ему не помешает.
«Если чучело снова будет говорить свою ежегодную речь, то мне придется опять упасть под стол и натыкать мха в уши, иначе я ему точно прилюдно наговорю такого, чего он мне не простит. Впрочем, он каждый год говорит одно и тоже, только буковки местами переставляет иногда».
Что же, у Ладона хотя бы была его речь, а у Жильвинаса пока не было ничего: подарок-то он потерял. То, что Залтис легкомысленно сунул сверток в руки одному из замковых слуг, означало только одно: теперь Рыцарю Лета придется бегать по всем лестницам, как какому-нибудь младшему духу-пажу, и разыскивать свою пропажу.
- В таком случае, тебе лучше найти свой дар, пока до него не добрался кто-то еще, - посоветовала Мэб, будто читая его мысли. - Например, Пэк,
То, что в подарок ткнется любопытным носом Пэк, само по себе было неплохо: это значило, что сверток не найдет кто-нибудь еще, позлее и поглупее. Посланник королевы мог подшутить, но едва ли от него можно было ожидать какой-нибудь изощренной гадости. А вот Ладон… Однако про него Жильвинас даже и не подумал. Для ужиного короля зимний дух уже болтался где-то в самом низу длинного списка бывалых неудачников и потому не казался опасным.
Залтис поднялся с колен, куртуазно раскланялся, явно подражая кому-то из придворных. Лицо было нарочито серьёзным, но в глазах плясали смешинки. Его искренне веселили все эти поклоны и реверансы, должные продемонстрировать не сколько само почтение, сколько его видимость. Жильвинас еще раз склонил голову, и золотой обруч, до того красовавшийся на его голове, со звоном покатился по мраморным плитам к самому подножию трона Мэб. Подкатился, высек при столкновении блестящую искру, как из-под кузнечного молота – и исчез, будто его и не было.
- До встречи на пиру, моя королева, - Жильвинас блеснул улыбкой и поспешил на поиски подарка. Его ждал квест, полный приключений и опасностей.

***
Ладон, в отличие от своего вечного соперника, зря времени не терял. Сверток, который ужиный король привез с собой, в самом скором времени оказался в его руках. Рыцарь осторожно развернул ткань и дотронулся рукой до корпуса арфы. Инструмент был выполнен искусным мастером и вполне годился для подарка самой королеве фей. Светлая древесина была украшена затейливым орнаментом в виде цветов и листьев, тонкие струны запели под пальцами, стоило фэйри только коснуться их. Ладон сразу же убрал руку, чтобы голос струн не выдал его. Пальцы снова коснулись корпуса, и Рыцарь Зимы закрыл глаза: его чары вплелись в ткань волшебства, создавшего инструмент, и изменили его. Арфа почернела, лиственный узор вменился орнаментом из вороньих перьев. Арфа всё еще оставалась великолепной, но едва ли кто-то решился бы сказать, что создавали ее с добрыми намерениями.
«Посмотрим, что споет королевский менестрель с таким-то инструментом», - недобро усмехнулся Ладон, тщательно заворачивая арфу обратно в ткань. Щелкнув пальцами, он позвал слугу и велел: - Отнеси Рыцарю Лета и не говори, кто прислал. Залтис, глупец, даже не подумает проверить всё ли в порядке с его подарком.
Когда паж скрылся за дверью, фэйри тяжело опустился в кресло. Сколько бы он ни старался, он не снискал при дворе Мэб ни любви, ни уважения. Даже в бытность свою посланником Лета, он чувствовал себя на вторых ролях. Прежний Рыцарь Зимы не становился духом стужи – он был им сотворен. Фергаль, лорд далекого Свальбарда, родич Владыки Холода, гораздо лучше годился на роль придворного, чем сам Ладон. Даже зима, принесенная Фергалем, была более желанной, чем жаркое засушливое лето. Зависть иссушала Ладона так же, как солнце безжалостно выжигало землю, превращая благословенное летнее тепло в обжигающий жар печи. Даже убив своего соперника на дуэли, умыв руки в его крови и заняв его место, он не получил утешения. Теперь он ненавидел Жильвинаса так же, как некогда он ненавидел Фергаля. Ненависть была единственным чувством, подпитывающим его силы.

***
- Всё готово к пиру, моя госпожа, - перед троном королевы Мэб склонилась Майвенн, одна из самых доверенных ее фрейлин.  – Прикажешь ли нам привести певца, чтобы он играл для тебя на празднике? Он так грустен все эти дни. Ты запретила ему говорить с нами, и он увядает от тоски по родной земле. Позволь ему петь, королева, умоляю тебя!
Майвенн была явно неравнодушна к гостю из смертных земель и всячески старалась подбодрить его, но гость, чувствовавший себя на Острове скорее как пленник, все время отворачивался от нее. Сама вила тоже была опечалена, но она служила королеве и потому старалась всегда выглядеть беззаботной.

Отредактировано Egle (2013-01-09 23:12:05)

[AVA]http://s2.uploads.ru/M1J5A.png[/AVA](оос: очень извиняюсь за размер поста, но меньше не получилось)

Арфист

- Пора, Арфист.
Сидящий у окна юноша испуганно вздрогнул и повернулся в сторону двери. Фрейлина Мэб стояла на пороге - хорошенькая, улыбающаяся, в новом платье, чрезвычайно подходящем к удивительному синему оттенку ее глаз. Но на сердце не становилось легче от её красоты, и семь лет, обещанные Королеве, тянулись отчего-то слишком долго…
Он почти не помнил ничего о том времени, когда жил в мире смертных. Был ли он знатен или перебивался случайными заработками? Любил ли его кто-то, или ему приходилось искать сочувствия у чужих людей? Прошлая жизнь расползалась на глазах, как ветхий гобелен. Воспоминания о доме тускнели, сменяясь образами бесконечных пиров и балов, где он пел и играл для фей. Поначалу ему всё это нравилось – и невиданное великолепие чертогов, и изысканные кушанья, и улыбки прекрасных дам. А потом певец понял, что ему все это приелось, он стал тосковать по дому и мечтать, когда вихрь праздников остановится хоть ненадолго. Феи не чувствовали усталости, а он был всего лишь человеком.
Наверное, королева по-своему берегла его, защищала от фейских чар. Никто из подданных не смел спросить его имя, чтобы даже случайно не навредить гостю Мэб. О том, чтобы нанести ему вред осознанно, никто даже и не думал. Многие еще помнили времена, когда король Оберон правил вместе с супругой и карал нарушителей закона так, что страшно было даже пересказывать, что случилось с наказанными. Сейчас король спал, но у фей память долгая…
Теперь его звали просто Арфист. Заботившуюся о нем красавицу Майвенн он считал кем-то вроде надзирательницы: она бесшумно следовала за ним след в след, рассказывала сказки и пела песни – и ни на минуту не оставляла одного. Она была очень добра к нему, но певец уже слишком устал от прекрасных лиц бессмертных дам.
- Я дам тебе всё, что угодно, - обещала фея. – Только полюби меня.
- Домой, - только и шептал он в пустоту. – Домой...
Арфист сам поклялся служить королеве Мэб, обменяв семь лет своей жизни на один ее поцелуй. Он сам связал себя обещанием, признав плату честной. Кажется, уже прошли обещанные годы и сегодня – его последний пир. Или нет?
Голос Майвенн вернул его к реальности.
- Пора, - мягко повторила она. – Сегодня ты споешь для Ее Величества в честь наступления лета. Ты готов?
Арфист усмехнулся. От его ответа ничего не зависело. Мэб не стала бы его заставлять, но он сам обещал служить ей. На семь лет он певец королевы, единственный человек среди множества фей.
Майвенн расчесала ему волосы. Ее прикосновения были ласковыми и почти невесомыми, но он не обращал внимания на ее заботу. Певец был похож на куклу в ее руках: остановился там, куда она его поставила, покорно позволил расчесать себя, надел вышитый камзол, который она ему подала. Только когда вила повела его прочь из комнаты, юноша тронул ее за рукав платья. Светло-лиловый шелк оказался прохладным на ощупь, как речная вода.
- Я не взял свою арфу. Без нее я не пойду, - сказал певец упрямо.
- Сегодня она тебе не понадобится, - загадочно улыбнулась Майвенн и пошла дальше. Удивленному Арфисту оставалось только следовать за ней.
Зал уже был причудливо украшен, и пару минут юноша только вертел головой по сторонам, удивляясь всё новым диковинам. У трона Мэб каждый раз он замечал новые цветы, а витражи изображали всякий раз другие лица.
- Арфист, ты споешь для меня?  - окликнул его звонкий девичий голос. Спустя миг к первому голосу присоединились еще два, звучавших почти одинаково.
- И для меня!
- И для меня тоже!
Только острых слух музыканта едва смог уловить различие. Когда певец оглянулся, то увидел трех совершенно одинаковых девушек, приветливо помахавших ему от дверей. Все трое были одеты в алые платья и черные накидки из вороньих перьев. Волосы у них были растрепаны так сильно, будто они попали в ураган, а алые губы улыбались как-то уж слишком зловеще.
- Не ходи к ним, - предупреждающе шепнула Майвенн, но Арфист и без ее совета не стал бы заводить знакомства с этими особами. Не все фэйри были так любезны и предупредительны, как его верная провожатая.  – Давай я лучше отведу тебя к королеве, хочешь?
Юноша кивнул, старательно отворачиваясь от дам в вороньих накидках, и поспешил догнать вилу.
Но до трона, увитого цветами, он так и не успел дойти. На полпути их остановил какой-то взъерошенный, странного вида субъект в черно-зеленых одеждах и с венком из цветов, залихватски сдвинутом набок.
- Вот, - сказал он. – Будешь петь для королевы, держи.
Сунул ему в руки какой-то сверток и исчез в пестро разодетой толпе, постепенно заполнявшей зал. Растерявшийся Арфист не успел не то, что слово сказать, даже разглядеть незнакомца не успел как следует. Только на один миг ему показалось, что глаза у его собеседника были змеиные.
«Змеиное золото», - почему-то подумалось ему.
- Не бери подарков от Залтиса, - Майвенн уже была начеку. – Ни от кого подарков не бери!
Но юноша только упрямо закусил губу. Это же не для него, это для королевы! Он осторожно развязал бечевку, развернул ткань и изумленно ахнул.
«Так вот почему она говорила, что моя арфа мне не понадобится! Эта же во много раз лучше!»
Он тронул струны пальцами, потом не удержался и заиграл как следует. По залу сразу же поплыла нежная мелодия – такая красивая, что феи застыли на месте, как будто увязли в клею.
- Что…что ты делаешь? – пробормотала Майвенн и зевнула. Глаза у нее закрывались. – Ты должен идти к королеве…
Казалось, фея засыпала прямо на ходу, как и все вокруг, и Арфист испугался, что королева разгневается на него за такое волшебство. А ведь он даже не знал, что должно произойти. Юноша с испугом отдернул руку, но струны продолжали петь будто бы сами по себе.
- Перестань! Перестань! – он заговорил с ней, как с живой, будто арфа могла его услышать. – Я не хочу, чтобы все спали – они же должны веселиться!
В ту же секунду струны насмешливо зазвенели, и по залу понеслась совсем другая мелодия. Веселая и звонкая, от которой ноги сами были готовы пуститься в пляс.
- ПЕРЕСТАНЬ! – вот уже Арфист уронил заколдованный подарок на пол, а арфа всё продолжала наигрывать мелодию за мелодией. Музыка звучала всё громче, и певец запаниковал. Зато сонные фэйри зашевелились, засмеялись, обступили его и Майвенн плотным кружком.
Юноша оттолкнул от себя одну из девушек в вороньей накидке, схватившую его за локоть, и побежал искать спасения у Мэб. Только королева могла помешать всему этому безобразию, только она могла протянуть руку и вырвать его из толпы.
И тут дворец содрогнулся, словно невидимый великан ударил по нему сверху молотом. Мраморная крошка посыпалась со стен, и по колоннам побежали трещины. Все в испуге подняли головы вверх, словно боялись, что что-то рухнет им на головы.

***
Жильвинас был белее мела. Он добрался до трона Мэб гораздо быстрее перепуганного музыканта, но едва ли был более спокоен.
- Это не я! Это не тот дар, который я хотел преподнести! – он надеялся на мудрость своей госпожи и на то, что она уже понимает, что сделал заколдованный подарок.
Король проснулся.

Отредактировано Egle (2013-01-17 12:37:39)

[AVA]http://s3.uploads.ru/CUsO3.png[/AVA]Не было на земле сна более тяжелого и долгого, чем его сон. Когда-то давно король Оберон согласился уснуть, чтобы не тревожить смертных и не нарушать равновесие сил. Он был жесток к людям, потому что не любил их и даже не пытался понять. Слабые хрупкие создания были одновременно и злобными, и жадными, и грубыми – настолько, что одно их упоминание вызывало у Оберона раздражение. Многие фэйри были ничуть не лучше, а подчас и стократ хуже, но они преклонялись перед своими владыками и таким образом избегали наказания. Людей же король не щадил. Раз в год поднималась в воздух Дикая Охота, его мёртвое войско, и с воем и криками неслась над спящими городами и селами. Смертные дрожали в своих домах, сидя за плотно запертыми дверями, слушая лай гончих псов Оберона, а король только хохотал. Он питался их страхом, их ненавистью, вытаскивая всё самое темное, что было в человеке, на поверхность. Когда же ему пришло время уснуть, он вложил судьбу подданных в тонкие ладони Мэб и закрыл глаза почти на шесть столетий. Со временем чары сна истончались, пока не исчезли совсем, но король так и не проснулся. Ему так понравился покой, что возвращаться из царства снов он просто не пожелал. И вот теперь, когда Оберона разбудила мелодия заколдованной арфы, он поднялся с постели еще в более дурном расположении духа, чем обычно, и теперь следовало ожидать, что он примется за свое любимое дело – за наказание виноватых.
…
Король медленно обвел взглядом зал. Он был очень высок и смертельно бледен, словно веками не видел солнца. Фэйри один за другим опускали глаза долу, не в силах посмотреть на своего владыку. Многие стали забывать, каков бывает гнев Оберона, и вспоминать не хотелось никому. Казалось, из всего великого множества фей были рады появлению короля только три сестры в вороньих накидках. Они покинули свое скромное место неподалеку от дверей и стали пробираться через толпу к возвышению, где стоял золотой трон Мэб. Одна из них ловко ухватила за рукав растерянного Арфиста и потащила за собой следом, невзирая на его слабое сопротивление. Юноша перестал вырываться, едва взглянув на страшные черные когти, замершие у его горла.
- Приветствую, супруг, - молвила Мэб, и затуманенный взгляд Оберона медленно прояснился. Он как будто только что окончательно сбросил с себя оковы сна и начал понимать, где находится.
- Мэб… - его голос пронесся по залу, как порыв холодного ветра. Пламя в золоченых  светильниках затрепетало, как испуганно бьющееся сердце, но не погасло. – Я ждал встречи с тобой, королева моя и супруга.
Оберон сделал шаг по направлению к королеве, и тут же со всех концов зала к его ногам потянулись тени. Они ластились к нему, как верные псы, долго ожидавшие возвращения хозяина, льнули и тут же исчезали, будто бы впитываясь под кожу. С каждым шагом король ступал всё увереннее, словно эти тени подпитывали его – да так оно и было. Страх его подданных, нежелание поверить в его возвращение, их изумление…да, их чувства делали его сильнее. Громко треснули плиты рядом с золотым креслом Мэб, и из-под земли поднялся еще один трон – из грубого камня, обточенного северными ветрами, увитого терновником и плющом. Король вернулся наконец домой.
В несколько шагов Оберон преодолел расстояние, разделяющее их с супругой, и опустился на свой трон. Протянул руку ладонью вверх, предлагая королеве вложить руку в его ладонь – жест не повелительный, а скорее просительный. Он никогда не требовал ничего от Мэб, рядом с женой суровый король только просил. Оберон тосковал по ее прикосновению. Он слишком долго пробыл во сне, слишком долго оставался один.
- Приведите мне певца, - велел король, посчитав сентиментальную часть вечера оконченной.
Сестры-Вороньи-Перья словно только того и ждали. Та, что держала Арфиста за локоть, подтащила юношу к трону и поставила перед Обероном.
Оберон наклонился вперед, и певец едва не осел на пол под его взглядом. Казалось, чугунная плита внезапно свалилась ему на плечи и потянула к земле. Арфист ждал наказания, потому что не видел в черных глазах короля ни понимания, ни милосердия – только смерть. Но наказания не последовало. Владыка фэйри отмахнулся от него, как от назойливой букашки.
- Нет, ты всего лишь глупый смертный, - и обратился к Сестрам. -  Бадб, дочь моя, приведи мне того, кто виноват.
Та, что по-прежнему удерживала Арфиста, осталась на месте, а вот ее сестра бросилась в толпу и вскоре вернулась, ведя с собой Ладона. Третья девушка в вороньей накидке указала королю на Жильвинаса, побледневшего, как смерть.
Равнодушный взгляд Оберона скользнул по Рыцарю Зимы и обратился к ужиному королю. Всего несколько мгновений он смотрел в глаза Жильвинаса, но тот уже был едва жив от страха. Оберон умел напугать, когда хотел.
- Дай мне свою чашу, Залтис, утоли мою жажду.
Он подчеркнул слова "свою чашу" голосом, чтобы Жильвинас не смог совершить подмены.
Потом Оберон повернулся к королеве, сидящей по правую руку от него:
- Мэб, жена моя, я настаиваю на наказании для Рыцаря Лета.

[AVA]http://s3.uploads.ru/CUsO3.png[/AVA]Оберон улыбнулся, и в его улыбке было какое-то дикое, свирепое веселье. «Нет, - говорила эта улыбка, - никакой пощады. Слишком долго длился сон, и слишком многое было упущено. Теперь пришла пора навести порядок». Был ли виноват Рыцарь Лета на самом деле или же нет – это волновало короля в последнюю очередь. Ему не понравился умоляющий взгляд Жильвинаса, обращенный к Мэб: тот смотрел так, словно только в ее власти было его спасти.
«Опрометчиво, - подумал Оберон, уже избравший ужиного короля на роль своей сегодняшней жертвы. – Будет ли твоя королева милостива к тебе теперь, глупец?» Он терпеть не мог всех этих разряженных рыцарей, которые поклонялись его жене, как богине, и сочиняли в ее честь бесконечные слезливые баллады. Он был готов возненавидеть каждого, кому вздумается искать благосклонности Мэб, и теперь его гнев пал на Жильвинаса – только потому, что тот служил королеве чуть более усердно, чем прочие.
- Рыцарь Лета дарит слишком опасные подарки, - улыбка Оберона резала, как нож. Он чуть повысил голос – так, чтобы собравшиеся фэйри хорошо слышали его. - Все вы свидетели тому, что он принес эту арфу на Остров. И я желаю, чтобы он был наказан.
- Ты знаешь, моя Мэб, за что он будет наказан. Конечно, в твоих силах этому помешать: если ты захочешь сохранить ему жизнь, я не стану причинять ему вреда. Но я не вижу смысла спасать его, он и так уже идёт на дно. Я вижу его будущее так же ясно, как видишь его ты: там нет ни силы, ни славы – одна только смерть. Я вижу холодную воду, которая сомкнется над его головой. Мне безразлично, падет ли он от моей руки, или от руки человека. Выбирай.
Облик Оберона замерцал на мгновение и слегка изменился: король улавливал настроение своих подданных и становился именно таким, каким они видели его. Теперь волосы владыки фей были тёмно-багряными, как старое вино, и алые губы казались кровавой раной на бледном лице. На белых щеках не было румянца, белые пальцы с такой силой сжимали подлокотник трона, что камень крошился в его руках, как печенье. Тёмные одежды ниспадали к его ногам тяжелыми складками, и казалось, что даже по ткани время от времени пробегают тени.
- Накажи и Рыцаря Зимы тоже, - продолжил Оберон, обращаясь к супруге. С его губ не сорвалось ни звука, так что только королева могла услышать его. Фэйри уставились на них в немом испуге, наблюдая, как молча переглядываются владыки. – Его судьба меня не интересует. Он тщеславен и горд, он принёс много зла – и принесет еще больше. Облегчи его страдания, если хочешь. Всё равно его гордыня скоро уничтожит его. Что же касается равновесия… мне слишком хорошо известно, как ты бережешь его.
- Дай мне свою чашу, Жильвинас, - повторил король, но обреченный не двинулся с места. Он помедлил мгновение, а потом всё собрание услышало его тихий, но твёрдый ответ:
- Нет. Мой король, я не хочу умирать.
Что-то появилось на миг во взгляде Оберона – нет, не сочувствие, а что-то, похожее на понимание – и почти сразу исчезло.
- Маха, принеси мне чашу, из которой он пил.
Одна из трёх сестер вернулась с золотой чашей, наполненной вином до краев, и с поклоном поднесла королю. Как только сосуд оказался в руках Оберона, Жильвинас сделал шаг вперёд, словно хотел броситься и вырвать свою жизнь обратно из рук правителя. Оберон усмехнулся, потом поднял чашу к губам и сделал глоток. В тот же миг ужиный король согнулся пополам, будто его терзала страшная боль. Со вторым глотком он упал на колени, и Оберон внезапно остановился. Хотя казалось, что он отпил совсем немного, на дне оставалось всего несколько капель вина.
- Это твоя жизнь, Залтис, от которой осталось всего десять лет. Я могу допить ее до дна, но сегодня твою судьбу решу не я.
И король протянул чашу Мэб, предлагая ей решить судьбу своего рыцаря.

[AVA]http://s2.uploads.ru/4YIO0.jpg[/AVA]Наступившую в тронном зале тишину, пожалуй, можно было бы черпать ложкой. Она казалось такой густой и вязкой, что собравшиеся увязли в ней, как в сиропе. Не было слышно ни звука шагов, ни дыхания: придворные замерли вдоль стен безмолвными и неподвижными тенями, не смея сойти со своих мест. Они чувствовали угрозу, исходящую от обоих владык - не только от мстительного и скорого на расправу Оберона, но и от милостивой Мэб, столько непохожей в своих решениях на грозного супруга. Придворные боялись и одновременно жаждали зрелища с таким же нетерпением, как ждут его собравшиеся на казнь зеваки. Пожалуй, происходящее перед ними можно было с некоторой натяжкой назвать казнью: вот же, король осушил почти до дна чашу Жильвинаса и забрал его долголетие, оставив какие-то жалкие десять лет; вот и королева потребовала привести Ладона, и тень лежала на ее прекрасном юном лице.
"Что-то будет", - придворные тревожно переглядывались, но шептаться не смели. Казалось, во всем зале улыбался только один Оберон да еще Бадб, одна из трёх вороньих сестриц. Ее когтистая холеная ручка поглаживала Рыцаря Зимы по плечу так фамильярно, будто он был ее комнатной собачкой. Однако хватило всего лишь одного предупреждающего взгляда Ладона, и Бадб поспешила отойти. Она больше не улыбалась и украдкой потирала руку: та вдруг распухла и посинела, как будто ее долго держали во льду.

***
Он шагнул на ее голос как в пропасть.
- Ладон, подойди к моему престолу, - сказала Мэб, и он подошёл, потому что ее голос всегда имел над ним особую власть: Ладон как будто бы лишался воли и только и мог, что слушать королеву да повиноваться.
Удивительно, но страха не было. Фэйри осознавал, что его вина не из тех, что могут быть легко прощены, и что наказание его будет тяжким. Страшно не было, только стало отчего-то тоскливо, и во рту чувствовался привкус горечи - словно яда глотнул рыцарь вместо вина.
Лучше бы Оберон велел казнить его: от жестокого короля легче принять и муку, и смерть. Однако видеть разочарование в глазах прекрасной Мэб - вот что невыносимо. Увы, он понял это только сейчас, когда исправить сделанное уже было невозможно. Если владыки и могли обращать время вспять, едва ли они сделают это ради своего ничтожного слуги. Не сегодня. Не сейчас.
- Ваше Величество...
"Что сказать ей? Что я виноват, ей и так уже ведомо. Что я сожалею? Но это неправда. Я по-прежнему желаю Жильвинасу смерти, и сердце моё радуется, когда я вижу его поверженным. Мне жаль только, что моя жизнь окончится бесславно  и именно сейчас, когда я только начинаю жить".
Ладон сделал глубокий вдох и поднял голову, встречаясь глазами с Мэб.
"Не смотри на меня с презрением, моя королева. Лучше сразу убей".

[AVA]http://s2.uploads.ru/4YIO0.jpg[/AVA]"Лучше сразу убей, - в голове Ладона крутилась одна-единственная мысль. - Только не презирай, только не отсылай меня прочь. Убей, убей, убей..."
Оберон издевательски улыбался со своего трона, алые пряди разметались по плечам, и Рыцарю Зимы на мгновение показалось, что это струйки крови пятнают бледные щёки короля и бегут вниз, падая на тёмные одежды. Зрелище было завораживающим и жутким одновременно, и фэйри отвел взгляд. На Мэб смотреть было не в пример приятнее - даже сейчас, когда она была так рассержена.
- Дай мне свою руку.
Ладон не пошевелился. Его словно бы сковало холодом от макушки до пят, превратив в безмолвную застывшую статую. Он не сопротивлялся, но и не двигался, пока королева сама не взяла его руку в свою и не положила поверх чаши. Если бы это не было наказанием, зимний дух был бы счастлив и благодарен, что сама хозяйка Острова удостоила его вниманием. Но сейчас он готовился услышать приговор и потому едва обратил внимание на пальцы Мэб, коснувшиеся его руки. Когда великолепный кубок обратился в пыль и в руках королевы появилась виала с вином Жильвинаса, Ладон отпрянул назад. Крохотный ледяной сосуд переливался и сверкал - прекрасный, как и всё, созданное чарами фей.
- Ты будешь хранить этот кристалл все то время, пока текут отмеренные Залтису десять лет, - где, Мэб, твоё милосердие? Ладон стал не просто бел, он едва не посинел от ужаса. Казнь он принял бы спокойнее, чем это бремя, возложенное на него на целых десять лет.
"Молю тебя...только не это. Я приму любое наказание, только не это".
- Я? - переспросил он тихо, хотя прекрасно расслышал слова королевы. - Мне хранить - его?
Жильвинас, неведомым образом оказавшийся рядом, едва ли выглядел более счастливым. Он не доверял Рыцарю Зимы, и мысль о том, что теперь его судьба оказалась в руках злейшего врага причиняла ему почти физическую боль. Но ужиный король не произнёс ни слова, только молча смотрел на Мэб, словно хотел навсегда запечатлеть её образ в своей памяти. Он уже прощался с ней, потому что отпущенные ему десять лет начались с той минуты, как была выпита чаша с зачарованным вином.
Помедлив, Ладон протянул руку за виалой и осторожно сжал её. Это казалось так просто - сжать кулак сильнее и увидеть, как гаснет золотой взгляд Залтиса, как Рыцарь Лета падает навзничь на мраморный пол и превращается в ничто. Это казалось так просто - убить и заплатить своей жизнью за содеянное. Да, просто...
Чья-то прохладная ладонь легла на плечо Ладона и легонько сжалась, заставляя его обернуться.
- Майвенн? - удивлённо произнёс он.
- Не надо, - грустно улыбнулась вила. - Просто подожди эти десять лет и всё. Королева освободила тебя, разве ты не понял этого, Ладон?
- Мне не нужны советы жалкой слабой феи, - Ладон постарался улыбнуться как можно более презрительно, ранить советчицу этой улыбкой. Он не хотел чужой жалости, хотя слова Майвенн странным образом вселили в него уверенность. Судорожно сжатые пальцы медленно разжались, и виала осталась невредима. Вила же стала выглядеть еще более печальной, чем прежде, и отошла обратно, к подножию трона Мэб, где было её место. Что ж, по части оскорблений Ладону по-прежнему удавалось преуспеть.
- Я буду хранить жизнь Залтиса столько, сколько потребуется, Ваше Величество, - Рыцарь Зимы преклонил колено, хотя тело слушалось с трудом. Зимний холод выстудил его изнутри, и только обида жгла его сердце, как огонь. Но ничего, Ладон был готов подождать. Возможно, Майвенн права...
Фэйри отступил еще на шаг, и тут внезапно раздались аплодисменты. Король Оберон от души наслаждался развернувшимся перед его глазами представлением: именно так он и видел происходящее - как представление. Оберон развлекался от души. Один удар сердца - и Ладон с ужасом обнаружил, что на троне сидит его точная копия с такими же злыми льдистыми глазами. Король улыбнулся, наслаждаясь его замешательством, прикрыл глаза и внезапно застыл. Прошло несколько мгновений, а Оберон так и не пошевелился. Голова его склонилась на грудь, и белые волосы полностью скрыли лицо.
Придворные непонимающе переглянулись.
Король снова спал.

Отредактировано Egle (2013-03-05 21:38:51)

[AVA]http://s3.uploads.ru/02NDC.png[/AVA]Арфист

Он не мог оставаться в царстве фей ни минуты. Неужели этот мир когда-то казался ему прекрасным и полным чудес? О нет, кроме чудес он таил в себе и кошмары, скрывал бесчисленное множество существ, полных презрения и ненависти к людям. К таким, как он.
Арфист и сам не знал, как остался жив. У сидевшего на троне короля были глаза мертвеца - такие холодные и пустые, что юноше показалось: сама вечность наклонилась к нему, заглянула в глубь его души и... И ничего. Оберон отмахнулся от него, как он назойливой козявки, и музыканта, чуть живого от страха, немедленно отослали прочь. Он и сам уже не помнил, как добрался до своих покоев. Дошел ли он сам, или его довели? Уже неважно.
Арфист забился в угол, прижимая к груди подушку - первую попавшуюся, из той бесчисленной груды, что валялись на его постели. У него начали сдавать нервы.
"Она обещала, что защитит меня. Обещала, обещала, обещала..." Юноша цеплялся за эту мысль, как за единственную спасительную ниточку, ведущую от безумия в настоящий, живой, реальный мир. Мэб действительно защищала его: ее власть хранила его от жестоких шуток фэйри, от их насмешек и издевательств. Но кто защитит его от короля с пустыми глазами, если тому вдруг вздумается призвать музыканта еще раз? Хватит ли у его милостивой покровительницы терпения оберегать его снова и снова, утешать и присылать ему добрые сны?
Арфист вдруг выпрямился, зашвырнул подушку в самый дальний угол и поднялся с места. Он должен был вспомнить своё имя. То самое, настоящее имя, которое потерял семь лет назад, когда согласился служить прекрасной незнакомке, встреченной однажды на лугу. Оно было совсем простым, как Джон или Джек...или, может быть, Том? Однако несмотря на кажущуюся простоту, память отказывалась возвращаться. Его пальцы помнили все мелодии, сыгранные хотя бы единожды, но вот воспоминания о жизни в мире людей никак не удавалось вернуть.
В дверь постучали. Арфист вздрогнул, разворачиваясь на стук, сжимая руки в кулаки.
"Это за мной? Неужели король передумал?"
- Войдите, - крикнул юноша, надеясь, что голос не выдал, как он боится.

Залтис

Жильвинас надеялся, что Ладон исчезнет. Рассыплется осколками льда, которые смешливые дамы растопчут своими туфельками, когда выйдут танцевать. Наглый, подлый, жадный до власти - Оберон был просто обязан убить именно Рыцаря Зимы, но почему-то весь гнев обрушился на голову ужиного короля.
"Это такая шутка, да?"
К жестоким шуткам Залтис привык. Ведь, в конце концов, он сам был фэйри, и его собственное чувство юмора не слишком отличалось от обероновского. Не слишком - но отличие всё-таки было. Жильвинас никому не желал смерти.
"Это такая шутка, да? Мою жизнь выпьют на потеху всему двору?" - Рыцарь Лета бросил взгляд на Мэб, умоляя ее защитить. Если кто и может вступиться за него, так только она.
Когда виала с последними каплями вина, с последними отмеренными ему годами, оказалась в руках Ладона, у Жильвинаса потемнело в глазах. Он уже давно перестал улыбаться, и никто бы не признал в этом ссутуленном отчаявшемся человеке веселого рыцаря-фэйри, который еще так недавно поднимал заздравную чашу в честь прекраснейшей из королев.
- Залтис, - вдруг позвала Мэб, - подойди.
И Залтис подошел.
- Я умер, моя королева, - вырвалось у него. - Попрощайся со мной.

Отредактировано Egle (2013-03-17 17:39:36)