Еще один безумный день глупой жизни начинался. Он выстукивал молотом кузнеца по наковальни, он шумел басом булочника и ругался голосами хозяина и хозяйки таверны "Драная кошка". В этом захудалом местечке Андриану приняли на работу помощницей на кухне около года назад. Жалованье, что ей выплачивали, - кот наплакал, и во многом его заменяли съедобные дотации, то, чем завтракали, обедали и ужинали сами хозяева.

А хозяева в таверне были не такие уж и плохие люди. Густав (сам он свое имя произносил как Гюстав, и во многие другие слова вставлял натянутую "ю", отчего нижняя челюсть его так подгибалась, что казалось, будто нижняя губа у "Гюстава" совсем отсутствует) был бастардом какого-то зажиточного в прошлом мещанина. Его такое положение во многом коробило. Очевидно, что в детстве другие дети клеймили его этим, и злость на них, на отца часто выплескивалась Густавом на жену, служанку и политических деятелей современности. В остальном это был ладный со своим зрелым возрастом мужчина, обладающий огромным чувством юмора, и не менее огромными лысиной и животом.
Жена Густава - Хрустяшка или Хруста (ее родители, кажется, были свинопасами) - была женщиной характера.. женского. Она думала, что никто не знает о том, что думает и знает она, и только она думает о том, что кто-то другой думает о том, о чем думает и только знает он, думая, что об этом никто не знает. В добавок она часто заморачивала себе голову всякими мрачными бреднями, пытаясь внушить каждому постояльцу, что в их маленьком городке "не все чисто да ладно, как все считают". Она и Андриану зачислила в нехристи, каждую ночь подслушивая у ее двери, как кто-то в комнате громко и разрядно (как из Царь-пушки) по-мужицки храпит.
Но муж, "горячий" на руку, довольно скоро вправил ей мозги, разбив жене об голову старое корыто. На этом завершился интерес Хрусты к оккультизму.

И с общей картины жизнь Андрианы была неплохой - она купалась во внимании мужчин, которые ежечасно заглядывали в таверну за чаркой другой хмельного, свои старые платья Хруста перешила под ее, не такой объемный, размер. И от голода девица не пухла, и крыша над головой была, с кем поговорить она всегда могла найти среди ежевечерних собутыльников. Единственной проблемой оставался он, и он жил внутри нее и никак не хотел сдаваться.

С тех пор как Андрей Рассказов потерял (в самом прямом из всех прямых смыслов) свое лицо, он не оставлял надежды обрести спасения. Как грешник, кающийся в смертных грехах своих, Андрей использовал любую наводку, любую возможность и каждого человека, от таинственного до просто странного, лишь бы снова стать наследником несметного состояния и пребывать в мужском облике не только ночь, но и день.
Время шло, а подходящего случая, того, который мог бы назваться счастливым, все не представлялось. По ночам Андрей выходил на улицу через окно, бродил по городу, заводил знакомства в злачных заведениях, которые только в такое время и работают. Иногда увлекался девушками, но всегда ненадолго и не всерьез.
А дни летели, надежда в нем раскисала как застоявшееся молоко, и казалось, что уже никогда он, Андрей, не будет прежним.

В это утро он проснулся с проблемой, с которой впервые столкнулся год назад. Туалет - и это было страшным для Андрея испытанием - каждое утро превращался в мучение. Не только привычка точно метиться в дырку на полу (изначально, не привыкнув еще к своей новой физиологии, ему казалось очень важным метиться точно в черное бездонное пространство, но крайне сложно управлять механизмом без руля). По мимо гигиены существовал еще и ряд негласных правил, которыми пришлось заручиться, чтобы жизнь была легче: носить лифчик, чтобы грудь до пупка не оттягивала; панталоны завязывать на ленточки, чтобы не стянули; а главное - никогда и никому не рассказывать о том, что каждую ночь ты превращаешься в мужчину.

День был так себе - ни влево, ни в право, ни рыба, ни мясо. Посетителей было чуть, отчего Густав пил и пил, а Хруста поносила его на чем свет стоит. Андриана бегала между столиков с изящностью молочной коровы, попутно обливая посетителей то жидким квасом, то разбавленным водой пивом. В углу заведения сидела темная фигура. Лицо скрывал капюшон. Именно мимо этого столика Андриане приходилось бегать чаще всего, потому как кладовая находилась рядом, по левую сторону. Фигура, засевшая во мраке, явно не жаждала чужого вмешательства, кого-то ждала и нервничала. По простым, но явным признакам Андрей, будучи в облике простодушной девицы, разучился быть незаметным и при этом быть везде. Как шут при дворе, как возничий на кэбе. И когда твердая рука потянулась и шлепнула ее по округлому заду, больше мужским, чем женским обаянием Андриана заподозрила, что под балахоном прячется девица.

Уши на востро - четвертое правило, оно отделяет от толпы зевак тех иных, кто слышит, видит и знает. Такие люди руководствуются интересом или расчетом, но, так или иначе, они осведомлены, а, значит, вооружены негласной информацией.
Андриана теперь каждый раз как бы между делом оказывалась недалеко от того угла, где в темноте пряталась посетительница. Что скрывал полумрак не знал никто из присутствующих, а, следовательно, ожидать стоило самого худшего. Мужское эго заговорило в женской головке: "Будь начеку, будь начеку..", и вскоре награда не заставила себя ждать. В трактир вошел некто достаточно красивый и высокий, чтобы быть заметным. Он присел за столик к незнакомке, та вскоре поднялась и вышла. А Андриана рискнула идти за ней, весьма неловкая и неосмотрительная, но закат приближался, это могло бы помочь делу.
- Я закончила, - крикнула Андриана пьяному Густаву, и впервые вышла из таверны без спроса. Потом ее наверняка отчитают и, возможно, вычтут несколько пенни из зарплаты, но интерес, тот самый, что влек Андрея весь этот год за собой, теперь упрямо тащил его наружу.