[AVA]http://s1.uploads.ru/i/2g6Sk.jpg[/AVA]

- Лови, лови гадину! - бил по спине звенящий голос, подхлестывая ускориться и как можно скорее оторваться от погони.
Поворот, другой, отпихнуть дородного мужика, в которого со всего размаху врезался все еще угловатый светловолосый паренек. Нырнуть в темный, даже сейчас пахнущий мочой и помоями, переулок, притаиться за высокими бочками, дожидаясь, когда основная волна преследователей, пьяно смеясь, прокатится мимо.
   "Почему мы?" - с обидой будет обращаться к небесам Сорен в последствии, но небо останется безмолвным и равнодушным, как обычно. Бродячие артисты - одновременно желанные и опасные гости, никогда нельзя было быть уверенными, примут ли с распростертыми объятиями или закидают прогнившей картошкой вперемешку с камнями. Но сколь часто не были биты артисты той труппы, в которую входил и сам Сорен, никто из них и подозревать не мог, что случится в этом, на первый взгляд, обычном городишке.
   Началось все, наверняка, с выступления. Райнар, смеющийся, выводящий задорные трели на своей скрипке, присоединившийся к нему смешливый Давид. Красавица Агнесс и экзотичный черноволосый Марко, одетые не по погоде, но разгоняющие холод жарким танцем. Народ на площади смеялся, бросал к ногам танцоров яркие зерна, благодарил за выступление кто едой, кто звонкой монетой. Два дня продолжался праздник, а потом - пришла беда. Искру высекли все, но огонь раздул, скорее всего, повеса-Марко. Закружил, охмурил дочурку какого-нибудь видного деятеля или, того не лучше, монашке под подол забрался... По душу артистов явились ранним утром - те лишь и успели натянуть на голое тело хоть какую-нибудь одежду. Воспоминания обжигали, не желали выстраиваться в последовательную картину, словно оберегая своего хозяина от последствий. С Давидом и несколькими прочими расправились довольно быстро, а вот Марко получил сполна - и кнута, и медленно ломаемых костей рук и ног, но в итоге и он остался висеть рядом со своими товарищами, кривя в жуткой усмешке окровавленные зубы. Райнар рвался, кричал, всеми силами противясь такой участи, но тщетно.  Хуже всего пришлось, наверное, Агнесс. Одни лишь черти, да и бог заодно, знают, что там успели с ней вытворить грубые палачи, на фоне которых она казалась еще тоньше, чем была на самом деле; и вот Агнесс, нежная, добрая Агнесс, чьи губы были так мягки, а пальцы - нежны и искусны, Агнесс, от которой всегда пахло цветами, стоит привязанная к столбу в куче поленьев, растрепанная, в разорванной одежде, сквозь которую можно разглядеть коченеющее на морозе белое тело. Миг - и ее тихий стон перерастает в нечеловеческий вой, когда языки пламени, словно жадный любовник, обнимает сначала ее ноги, а потом и все тело.
  Сорен уже не кричит, а воет, вторя Агнесс, царапается, кусается, выворачивается ужом, когда понимает, что следующий на очереди - он. И вот, - о чудо! - хватка слабеет, позволяя вырваться. Он упал прямо в холодную грязь, смесь талого снега и городской пыли, во рту рту неприятно отдалось медью - кровь. Но не было времени на отвращение, не было времени ни на что, кроме побега. И Райнар бежал, скользнул под ногами толпы, перемахнул через поскользнувшихся зевак, и дал деру куда глаза глядят. Только от его скорости и изворотливости зависела жизнь. О ранах можно было подумать позже, много позже, когда он отыщет место, где можно было бы остановиться и передохнуть, а сейчас - бежать, бежать так быстро, как только можно...

Уже темнело, когда Сорен, колотящийся от холода и страха, покинул очередное свое убежище. Невыносимо хотелось в тепло, чуть меньше хотелось есть, но юноша понимал, что любой кусок сейчас встанет поперек горла. Отыскать хоть какую-то одежку оказалось делом непростым, но выполнимым. Снегом он кое-как оттер с лица засохшую уже кровь, возле церквушки все же перехватил кусок хлеба, постаравшись сразу же уковылять подальше от злобного ворчания местных нищих, да и уснул, закопавшись в телегу с сеном, давая волю едва сдерживаемому плачу.
   Разбудили его отборные ругательства и резкий толчок накренившейся повозки. Застрять зимой посреди дороги со сломанным колесом - та еще беда, но вот оставаться скрашивать незадачливому вознице рабочие будни Сорен не планировал, а потому, вызвав у мужичка еще один приступ нехудожественного возмущения, как можно скорее постарался скрыться с его глаз. Но куда ему было идти? Вдоль дороги, навстречу гибели от людских рук, или в леса, где его прикончат хотя бы более милосердным образом? Выбор был очевидным...

Пальцы рук уже перестало покалывать, они не слушались, даже не ощущались, когда Сорен принимался их покусывать от отчаяния. И вот тогда он приметил домик. Крепкий, надежный, наверняка построенный на совесть и долгую службу. А самое главное - нежилой... Окрыленный вспыхнувшим огоньком надежды, юноша постарался ускориться, то и дело падая в холодный колючий снег, но не меняя курса. О том, чтобы отворить толстую дверь и речи быть не могло, а вот проникнуть в конюшню оказалось проще. Ковырнуть кое-как прикрытое плотным войлоком окошко, рыбкой скользнуть в открывшийся проем, вдохнуть полной грудью застоявшийся воздух, что был все же чуточку теплее лесного... Соорудив из старой соломы и найденных кусков все того же войлока подобие лежанки, музыкант достал из-за пазухи раздобытый накануне хлеб. Вырвавшись из лап обезумевшей толпы, от голода помирать совсем не хотелось, а потому, отломив небольшой кусочек, юноша осторожно начал его посасывать, надеясь размочить черствую корку слюной. Припрятав остатки незавидного ужина, Райнар провалился в глубокий сон, не потревоженный ни страшными видениями, ни собственной памятью.

Жажда жизни оказалась сильнее стремления к смерти, она же и заставила юношу распахнуть глаза и, сжавшись в комочек, испуганно податься назад, буквально впечатываясь в стену.
- Кто здесь? - хрипло, едва различимо прокаркал он, проводя по растрескавшимся губам сухим языком и чувствуя, как душа снова готовится ухнуть в пятки.

Отредактировано Der Rattenfänger (2012-07-02 01:56:47)

[AVA]http://s1.uploads.ru/i/2g6Sk.jpg[/AVA]
Мальчишка. Всего лишь мальчишка с таким серьезным выражением на еще по-детски мягком лице, что хотелось смеяться от диссонанса: дети должны смеяться, а не таскаться посреди зимы с оружием наперевес. Последний факт, кстати, также не на шутку тревожил, ведь меч, несмотря на свои размеры, не казался деревянной игрушкой, отданной на потеху отпрыску. И имя - мелодичное, сильное, какое не дают крестьянам или служкам.
- Эй, осторожнее, юноша. - нашел в себе сил фыркнуть беглец, стараясь еще сильнее вжаться в стену, лишь бы быть подальше от острого лезвия. Проверять, насколько неуклюж этот светлоликий ангел напротив что-то совсем не хотелось. - Сореном мать назвала, о небе звездном мечтая. Да, как видишь, не уберегла, слетела звездочка-то с небосвода.
   Необычно было называться своим настоящим именем, но сейчас для Райнара не было особой разницы: вряд ли мальчик мог знать его досточтимого батюшку, уж слишком богато отделана одежка, а Райнары - не того полета птицы, не дотянулись бы до таких высот и поныне. А если суждено юноше погибнуть здесь, то хотя бы упомянут по имени истинному, не заблудится душа мятежная на пути к вратам райским. И ведь про звездочку не наврал - так и звала мать, говорила, в книге старой при церкви отрывки читала, да зацепился взор за него; что ж матушка, небосклон тоже бывает затянут тучами.
- Не бойся, малец, ничего я тебе не сделаю. Да если бы и хотел - не получилось бы. - будто в доказательство, Крысолов откинул голову, выставляя на свет фонаря ссадины да синяки, но уже в следующий момент снова сжимаясь в компактный клубок, спасаясь от морозной прохлады. - А хочешь, расскажу историй. Каких захочешь, о чем захочешь: о лесных жителях, о старых проклятиях, о странных зверушках, что в городах заводятся, о мужьях и женах неверных, о принцессе за горой, от поцелуя которой, говорят, все замертво падают... Только для сказа моего лучше бы в тепле сидеть, да подкрепиться - ночи долгие, прохладные.
   Сорен не улыбался, хотя и рад был бы, но слишком уж темна была жизненная тропа, и ведь сейчас ступал наощупь, готовый сорваться в пропасть. Ведь чего стоит этому богатею кликнуть слуг, чтобы выкинули бродягу волкам на потеху? Оставалось лишь затаить дыхание и ждать, что окажется сильнее в мальчике: любопытство или же брезгливость.

[AVA]http://s1.uploads.ru/i/2g6Sk.jpg[/AVA]

Что ж , не убили, не оставили на морозе - и то хорошо. А за осторожное внимание, за возможность согреться и поесть Сорен готов был расцеловать Фридриха-Августа в обе щеки.
Кое-как зажглась лампа, за ней - другая, наполняя кухню пляшущими тенями и теплым светом; наличие огня под рукой уже само по себе согревало и Райнар, счастливо улыбаясь сухими растрескавшимися губами, принялся сооружать им с парнишкой скудный ужин и угощение под сказку заодно. Теплое покрывало, в которое Сорен замотался по самые уши, потихоньку сползало с плеч, вынуждая то и дело отвлекаться и поправлять его. Наконец, утолив основной голод и чуть не подавившись куском лепешки, юноша, стараясь ступать тихо, прошел к приветливо потрескивающему поленьями очагу.
- Что ж, Фридрих-Август, уговор есть уговор. Ты мне - крышу над головой, я отдаю долг историей.
Мягко стукнулись о принесенную с кухни миску чуть пожухлые яблоки, когда музыкант опустился на ковер возле очага. Покрутив в ладонях один из плодов, Райнар начал рассказывать свою историю. Не было смысла скрываться, выдавать себя за кого-то другого, раз уберегли его боги от ужасной судьбы, то не для того, чтобы он сгинул при первой же оказии. Он рассказывал мальчику об их караване, о каждом из артистов, которых принесли в жертву зиме накануне, рассказывал о том, как они были прекрасны живыми, как умирали - каждый по-своему, каждый - в персональном аду. И, воспроизводя в памяти события прошлого дня, Сорен заново переживал кончину родных артистов, страдал рядом с ними, но одновременно отпускал образы, избавлялся от боли, что они несли за собой. Принять чужую смерть оказалось гораздо проще, особенно когда сам оказался на волоске от гибели - и выжил. Райнар не корил себя сожалениями и виной, только мысленно пообещал как-нибудь помолиться за тех, кто заменил ему семью.

А потом пришло время сказки о проклятой принцессе. Ничего особенного, обычная сказка, которую в свое время сочиняли всей гурьбой на привале. Здесь была и злая ведьма, которую сразил доблестный Принц, была свадьба и коронация, обещавшая подарить королевству многие годы счастливого и справедливого правления... Вот только исказилась сказка в устах Крысолова. Принцесса не избавилась от своего проклятия, убийство Ведьмы лишь временно притупило ее природный дар, а вот Король в один прекрасный день получил весьма неожиданный подарок от своей Королевы... Девушка не была милой и кроткой, но прекрасно умела скрываться под личиной благовоспитанности; с кончиной же Короля для королевства настали темные времена. Молодая вдова крепко держала узды правления в руках, жестоко наказывала провинившихся - сначала тех, кто совершил лишь самые страшные злодеяния, а после - и тех, кто всего лишь стащил буханку хлеба для оголодавшей семьи. Сватались к Королеве многие, но немногие выходили живыми за порог ее спальни, головы же неудачных претендентов на престол Королева бережно хранила в подвале в большом шкафу, что запирала на замок. И только их мертвые лики она могла целовать без опасения, только их холодные губы дарили ей счастье. У Королевы родилась дочь - прекрасная девочка, так непохожая на суровую мать, и ее обожали все в той же степени, в которой ненавидели и боялись самой Королевы. И вот однажды Королеве стало плохо, несколько месяцев пролежала она в кровати, забываясь в бреду, а когда силы уже почти оставили ее, в покои вошла юная Принцесса. Глаза Королевы вспыхнули так же ярко и неукротимо, как в расцвете лет, и когда Принцесса наклонилась для прощального поцелуя, Королева уже знала, какая судьба уготована ей самой, для этого даже не требовалось видеть ликующей улыбки на лице дочери, не требовалось видеть тонкой ниточки яда, что багровой струйкой струился из прокушенных губ...

То и дело потрескивали дрова в камине, шипели, потревоженные новой порцией для прожорливого огня. Сорен ждал.
- Вот такие вот сказки, Фридрих-Август, - невесело усмехнулся он, искоса поглядывая на своего благодетеля. - Ни сожалений, ни счастливых концов. Устроят ли тебя такие истории? Ведь других я, судя по всему, еще долго не смогу рассказывать.
Образы смазывались, лица исчезали во тьме, перемешиваясь с героями сказок, и уже не отличить было - что же происходило на самом деле - яркое пламя костра или яд на губах Принцессы. Круг замкнулся, зло принесло за собой лишь еще одно зло, попытки исправить что-либо приносили лишь временное облегчение.
- Однако, помирать-то тоже не хочется, в том и загвоздка. - уже более весело фыркнул Сорен, цапнув из блюда предпоследнее яблоко и приготовившись жестоко с ним расправиться. - Даже будь ты тысячу раз преступником, даже призывая смерть на какой-нибудь самодельной дыбе, все равно страшно - а что там дальше. Фу, даже выяснять не хочется. Будешь яблочко?
Последнее яблоко призывно прокатилось по миске, будто стараясь загипнотизировать мальчика: "Съешь меня! Съешь меня!"

Отредактировано Крысолов (2012-10-12 02:05:30)