Наверное, эту историю следовало бы начать с рассказа о злом тролле и его зеркале, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, а все негодное и безобразное бросалось в глаза и делалось еще хуже.
Или с того, как глупые бесенята – ученики тролля – захотели отразить в этом зеркале небо, да не смогли удержать его и уронили на землю.
Или, может, с того, как зеркало разбилось на миллионы и биллионы осколков, сохраняющих свойства целого, и эти осколки попадали людям в глаза и сердца, делая их жестокими и злыми.
Но все же…

Эта история произошла в северном городке, где столько домов и людей, что не всем удается отгородить себе хоть маленькое местечко для садика, и где люди еще верили в чудеса, и чудеса доверялись людям.
В этом город жили двое детей – мальчик и девочка. Родители их жили в двух смежных домах, чьи чердачные окошки были обращены друг к другу, и кровли домов почти сходились. Настолько, что стоило перешагнуть с водосточного желоба  одного дома на другой – и вы попадали к соседям.
Конечно, в этих условиях не могла не зародиться крепкая дружба: дети играли вместе, росли, ходили друг к другу в гости, слушали сказки старой бабушки, а еще у них был свой маленький секрет – собственный маленький садик.
Конечно, секретным  садик не был – ведь именно их родители соорудили его когда-то: два ящика, в которых росли овощи и небольшие кусты роз – в каждом по одному. Горох спускался из ящиков зелеными гирляндами, розовые кусты обрамляли окна и сплетались ветвями.
Их садик не был секретным – но секретов на скамеечке под розами было рассказано предостаточно. Столько хватило бы еще на одну детскую книжку. А может быть и не на одну – если бы эти книжки были с картинками.
- Герда! Взгляни, что я сумел раздобыть! – крикнул Кай - а именно так звали мальчика, о котором рассказывает эта история, -ловко высовываясь из чердачного окна и перешагивая через желоб к их скамеечке.
- Это новая книжка сказок, да каких! Я еще не читал ни одной, но Том говорит, что они очень, очень страшные!

Отредактировано Кай (2012-12-08 21:12:47)

Книжка и впрямь оказалась интересной – Кай с замиранием сердца переворачивал ее листы, вглядываясь в каждый штрих на необычайно красочных картинках, вчитываясь в каждое слово, написанное витиеватым шрифтом на ее страницах , с головой погружаясь в волшебный и пугающий мир сказок.
И тем интереснее было читать их с Гердой, слышать ее взволнованные вскрики, и вздрагивать самому, доходя до особо страшных или захватывающих моментов – девочка читала чуть быстрее.
А еще он был благодарен Герде за то, что она сидела рядом, и поэтому было весело и почти не страшно, хотя останься он один-на-один с книгой – некоторые истории его бы очень и очень испугали.
Они дошли почти до самого конца книжки, где истории становились все мрачнее и таинственнее. И только закончилась одна из них и началась другая, как девочка перевернула страницу и мальчик замер, не веря собственным глазам.
На картинке была изображена женщина, до того удивительная и прекрасная, что Кай невольно ей залюбовался. Искусной рукой художника была облачена она в тончайший белый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снежных звездочек. Но особенно удались ее глаза – они сияли, будто звезды, и не было в них ни теплоты, ни покоя.
Вспомнилось ему странное видение-сон из раннего детства, когда в одну из ночей, что опускаются на зимний город слишком рано, он, еще совсем сопливым мальчуганом, забрался на высокий деревянный стул  у окна и поглядел в маленький, оттаявший кружочек от медной монеты, нагретой в печке, - остальное стекло было сплошь в морозных узорах – и увидел ее. Совсем как на картинке из книжки, что держали они сейчас на коленях. Вспомнил он и то, как испугался и спрыгнул со стула, когда кивнула она ему и помахала рукой. Ах, как бы много он теперь отдал за то, чтобы снова увидеть ее – и не на картинке, а вживую!
Очнулся он от своих мыслей только тогда, когда Герда, посмотрев на картинку, воскликнула, что никогда не хотела бы оказаться такой, как изображенная на ней женщина. И таким был ее тон, будто увидела она самое страшное и неприглядное на свете существо.
Воскликнув это, девочка посмотрела на друга, будто ожидая поддержки, но ничего подобного Кай не чувствовал, и был в смятении от того, что их ощущения были столь различными.
На больших башенных часах пробило пять, и вдруг в сердце его нещадно кольнуло. Будто сотней тонких ледяных иголок пронзило насквозь, да и оставило его таким – замершим, как приколотая к распрямительной дощечке бабочка – еще живая, но уже обреченная.
В тот же миг и в левый глаз его что-то попало.
- Ай! – вскрикнул он и резко поднялся на ноги – книжка тут же соскользнула с его колен и шлепнулась о черепичное покрытие крыши. – Меня кольнуло прямо в сердце, и что-то попало в глаз!

Кай моргал часто-часто, надеясь, что это поможет, и что-то, что причиняет ему такую такую боль и неудобство, выскользнет. И правда -  не сразу, но боль все-таки ушла. "Должно быть, выскочило," - подумал он, и хотел было успокоить Герду - слишком уж обеспокоенной за него она выглядела. Но вместо этого отчего-то оттолкнул ее и закричал:
- Ты совершенно бесполезна! Никчемная девчонка! Не прикасайся ко мне больше! Одни только неприятности с тобой!
На самом деле, он так не думал, но обидные и злые слова сами будто слетали с языка, и на секунду он подумал, что оказался заколдован, будто в одной из историй, что они только что прочли.
Бежняжка Кай! Не подозревал он, как был прав! Тем, что кольнуло его в сердце и попало в глаз, были осколки зеркала, которое сделал тролль. Теперь сердце его должно было превратиться в кусок льда. А все, на что бы он не посмотрел, виделось ему безобразным и нелепым. И он сам уже начинал верить в то, что сказал минуту назад.
- Фу! Эту розу точит червь. А та совсем кривая! - воскликнул он, глянув на розы, о которых до того заботился с трепетом и любовью. - Какие гадкие розы! Не лучше ящиков, в которых торчат!
И он толкнул ящик ногою и обломал две розы. А потом, увидев, что натворил, и испуганное лицо девочки, сорвал еще одну, и убежал в свое окно.

Мальчик мастерил что-то мудреное на своем чердаке, когда Герда его позвала.
С момента их ссоры он сильно изменился: прежде добрый и отзывчивый, общительный мальчишка, теперь он стал все больше себе на уме, и попытки Герды вернуть их былую дружбу казались ему глупыми и детскими. Себя же он считал несомненно взрослее и умнее, умнее даже некоторых взрослых, чью глупость и уродство душ в поступках и словах видел он каждый день с того момента, как осколок попал ему в глаз.
Да и сердце его – центр души любого человека, как считала их с Гердой старенькая бабушка, - претерпело изменения. Оно покрылось ледяной коростой и с каждым днем лед и холод отвоевывали в нем все больше места.
Если что-то одно – или осколок в глазу, или осколок в сердце – люди еще могли вынести, то этому мальчику крайне не повезло. Сначала он отвернулся от людей, а затем и люди начали отворачиваться от него.
Только добрая и милая Герда еще пыталась образумить Кая, которому, казалось, никто в мире не нужен. И остатками своего, еще живого сердца мальчик тянулся к ней – лучшей подруге, почти сестре, с которой вместе вырос бок-о-бок и которую знал всегда, сколько себя помнил. Даже ледяное сердце не могло так просто разрушить те теплые отношения, которые были у них.
Кай выглянул в окно и посмотрел на книжку, что показывала девочка, и тут же скривился.
- Эти книжки хороши только для маленьких детей!
И тут же скрылся на своем чердаке снова, возвращаясь к своему прежнему занятию.

Шло время, а сердце Кая становилось все холоднее и холоднее, и ничто не могло этого изменить – потому что никто не знал причины изменений в нем. Наступила зима.
Однажды, когда шел снег, он явился с большим увеличительным стеклом и подставил под снег полу своего синего зимнего пальто.
-Погляди в стекло, Герда, - сказал он.
Каждая снежинка казалась под стеклом больше, чем была на самом деле, и походила на роскошный цветок или десятиугольную звезду. Это было очень красиво. Даже для Кая, который, казалось, неспособен был увидеть что-то прекрасное в этом мире, снежинки казались прекрасными и удивительными.
- Видишь, как искусно сделано? – сказал Кай. – Это гораздо интереснее настоящих цветов! И какая точность! Ни единой неправильной линии! Ах, если бы они только не таяли!

Девочка обиделась на Кая, не замечая, что и своим непониманием тоже ранит его. Ведь снежинки такие красивые, идеальные, уникальные – ни одна не похожа на другую. По крайней мере, ни одна из тех, которые он изучал.
Еще немного постояв, разглядывая эти удивительные творения природы, мальчик окончательно убедился в том, что Герда – глупая девчонка и общение с ней – пустая трата времени. Ему вдруг жгуче захотелось обидеть ее, разозлить, чтобы она заплакала или хотя бы расстроилась. Но и обида и негодование тоже устроили бы его.
Потому немного погодя он забежал к бывшей подруге домой, в больших рукавицах, с санками за спиною,  широко открыл дверь, впуская холодный ветер в помещение и, громко топая ногами и оставляя за собой снежный след от ботинок, подбежал к ней. Крикнул в самое ухо:
- Мне позволили покататься на большой площади с другими мальчишками! - и убежал.
На площади каталось множество детей – это место вообще было очень популярно среди городского люда – помимо ребят на маленьких санках, туда-сюда по улицам сновали прохожие, а по их центру то и  дело проезжали крестьянские сани. Те мальчишки, что были посмелее, привязывали свои санки к этим саням, и катались «с ветерком». Порой таким, что держаться за санки нужно было крепко-крепко – а то улетишь. Но это было куда как занятно, что все больше и больше ребят, воодушевившись смелостью своих товарищей, проделывали этот нехитрый трюк, и вот за санями ехали уже не одни, а двое-трое санок с улюлюкающей и веселящейся ребятней.
Не остался в стороне и Кай. Только не хотелось ему кататься с кем-то, а все санки были уже заняты: не то Рябым Филом, не то Бровастым Джоном. Только он собирался примириться с невозможностью катания одному, как в самый разгар веселья на площади появились большие сани, выкрашенные в белый цвет. В них сидел кто-то укутанный в белую меховую шубу и такой же шапке. Сани объехали вокруг площади два раза. И никто еще не облюбовал их для своего веселого катания, поэтому это поспешил сделать Кай – он резво привязал свои санки к тем большим саням и покатил.